Carpe Diem - Глава 4 - Отгороженность

		Carpe	Diem
Вводное слово 1. Anielska Kuchna 2. Навылет 3. Латынь 4. Отгороженность 5. Geschwister 6. Carpe diem Послесловие			Окольцованный город Про(бел) Для К. Пустыня-город Возвращайся Обычное дело Прекрасный Ад Проклятый город *** (суббота…) Не(-)Атлантида Небо над Берлином
	Окольцованный город В этот город влюбился бы Божий кучер, Колесниц не жалея, по кольцам мчался б, Кони рвали б копытами в клочья тучи, И колёса гремели бы по асфальту. * Окольцованность птичья любимых пальцев Не сродни, но близко к цепи собачьей. Колесница может на раз сломаться, Налетев на звенья чужой удачи. * И возница Божий, упав на землю, Вдруг увидит небо на расстоянье, Где к Сатурна кольцам прикован пленник… …Может статься, что вскоре колец не станет.		наверх	Про(бел) Любишь его – терпи. В городе нынче скука. Запахов ассорти Не пропитает руки. Пальцами по губам – Красное? Брось, сотрётся… Лишь по его следам Выйдешь к ночному солнцу. Нежный укус змеи – Точка. Пробел. Всё точно. Нет никакой любви. Твой приговор бессрочен. В Питере бесам – жить. Арки - не своды неба. Ангелы – муляжи. Ты никогда здесь не был!
наверх	Пятиминутные мосты И расстояния в недели Преодолимы? ...Я и ты – Мы оба этого хотели. Но – шарф инерция тепла. Но – в строчках так легко увязнуть. ...Мир разноцветного стекла – Похоже, снова будет праздник, Пустые хлопоты, метель, Головки хризантем в ладонях... Но – ровные ряды петель Свисают с фонарей. Утонет Твой город в высохших следах, Не уподобившись другому, Который, тая в облаках, Всё ж ближе к небу, ближе к дому.			Пустыня-город. Медленные сны Песчинками стекают на ладони По линиям судьбы. Такая стынь, Что на сердце рисунки ты схоронишь И станешь там проращивать зерно Не истины, но детской полуправды – Секретик прежде под цветным стеклом Был ей сродни… В заброшенных парадных По стенам жмутся дикие слоны. И важные верблюды и собаки В замедленные забредают сны, Чтобы оставить не слова, но знаки – Пусть осознает кто-то, что сказать Ему хотел неведомый художник… И что за неземная благодать, Когда случайно вдруг шагнёт прохожий В подъезд или открывшуюся жизнь И по рисункам в темноте на ощупь Он разглядит в пустыне миражи… И город дрогнет… и задышит проще, Возлюбленный, разгаданный, родной…
	Возвращайся for N. Возвращайся однажды! Наш город немного очкарик, Чуть занудный, но всё же радушный из месяца в месяц, Что над чудо-мечетью теперь никогда не растает… Приезжай, мой хороший, здесь самое то куролесить, Укрощать свои страхи, гонять и тоску, и обиды, По натянутым нервам ступать осторожно, и к небу Подниматься, цепляясь всем сердцем за шпили и виды, И кормить белых ангелов крошками чёрного хлеба…		наверх	Я видела небо твоими глазами, Я слышала то, что ты мог бы услышать. Пусть ты не приедешь, но я точно знаю, Что ты словно ходишь по питерским крышам, Ступаешь тихонько, почти осторожно, Не скользко, не страшно – железо и трубы... Ты скажешь, что знание дико и ложно? А я рассмеюсь: ну, какой же ты глупый! Я видела небо, и реку, и город, И я – тоже часть твоего мирозданья. И если мне в Питере твой слышен шёпот, То это обычно и трансцендентально.
наверх	Мой город, мой прекрасный ад, Тебя красой своей прельстивший, Он хоть на йоту виноват, Что ты уходишь жалкий, нищий, Оставивший здесь всё, что мог – Любовь, иллюзии, монеты? Он разве звал на свой порог Тебя, заблудшего поэта? …Он никого не станет звать, Притягивая молчаливо. И ты к нему придёшь опять – Опять богатый и счастливый. И город отопрёт врата Своих вокзалов нараспашку – И снова, снова ты пропал! И снова нет на свете краше Волшебных адовых огней Над старой Аниной тетрадкой… Не засыпай и крепче пей, Чтоб горечь здесь казалась сладкой. …И город, мой прекрасный ад, Тебя в который раз отпустит, Чтобы потом вернуть назад, Когда ты сам захочешь грусти…			Проклятый город, забери меня. Твои ворота так тоскуют! Ну же, Не пожалей ни одного гвоздя, Не оставляй меня одну снаружи, Распни – крестов тебе не занимать. Я постараюсь и не буду плакать, Я стану благодарно принимать Твои огнём начертанные знаки. Роптать? К чему? Бессмыслица. Впусти, Дай прикоснуться, дай тобой напиться. За то, что раньше не пришла, прости. Не отпускай. Позволь и мне молиться, И милости просить, и быть живой, И не входить без искры божьей в храмы… …Но ты кропил меня не той водой – По коже тонко выжигала шрамы Отрава дней… Вдыхался улиц яд, Змеиной кожей прикрывались чресла… Прокля… Любимый, ты не виноват – Мне просто нет в твоей утробе места. Мне просто нет покоя. Видит Бог, Ты от меня меня не уберёг.
	Суббота, минус семь и солнце лютое, Ботинки до колен, рюкзак и варежки, На набережных ветер карты путает, И с городом теперь уже не справишься, Не вычертишь прямых, а всё зигзагами, Поднявши капюшон и в шарф укутавшись. И площадь у вокзала машет флагами, И ласково пугает крепость пушками. А небо нынче безупречно синее, И в нём парят не журавли, но ангелы – Какое настоящее спасибо им За то, что мы с тобой почти не плакали, Прощаясь...		наверх	Не(-)Атлантида …когда Питер станет Атлантидой, купол Исаакия можно будет видеть сквозь толщу воды… С.Курёхин Закрывая глаза, представляю, насколько красивей Этот город под толщей холодной балтийской воды, Как стремятся к поверхности длинные острые шпили И распахнуты в небо его разводные мосты. Питер словно уснул на гигантской раскрытой ладони, И по линиям ровным – ракушечный слой мостовых… Есть ли кто-нибудь там, в этом царстве великом и сонном, Кто сумел бы обжиться в просторных хоромах морских? Пусть однажды скользнут чьи-то тени – воздастся по вере… Представители новой, пожалуй, новейшей из рас Осторожно откроют Исаакия чёрные двери И по внутренним стенам хоть что-то узнают о нас.
наверх	Небо над Берлином Люди – цветы Бога. We come to bring you home… In weiter Ferne, so nach! Вчера я не верил, что есть на Земле Берлин, Что ночь или день сменяются северным ветром. Здесь ангелы рядом, но я среди них один – Не то покупаю, не то продаю секреты Подсмотренных жизней и газовых фонарей. И всё, что случилось полвека назад, случится Ещё не однажды, но будет страшней, скорей, И будут разбиты на всех фотоплёнках лица. …Звенел колокольчик, и клоун пустился в пляс, И девочка Мильда любила меня сильнее На выстланной листьями старой Potsdamer Platz. Но солнце ушло в паутину дождя, алея, Хромая на обе и жмурясь от темноты, Спустившейся в небо из душ, позабывших слёзы. Успеть бы поверить в Берлин и в Его цветы. …Из форточки в небе кричат: "Go home!". Поздно.